Еще один доктор не вернулся из боя с коронавирусом. Наилю Саматову было только 28. Он работал участковым терапевтом в поликлинике в небольшом российском городке. Из родной Башкирии приехал заработать денег на свадьбу. Из защитных средств при обходе участка у него были только маска и перчатки.
С температурой больше 40 он лежал сначала в местной ЦРБ, когда его состояние ухудшилось, попал в больницу в областном центре. 9 дней провел на ИВЛ, 4 дня в коме. Несмотря на все предпринятые усилия медиков, в ночь на 6 мая его сердце остановилось.
Справку о смерти его маме вручил мигрант из Таджикистана, который привез тело доктора на родину, в деревню Ахуново, на ржавой «Газели». В документе было указано, что у Наиля Саматова была двухсторонняя пневмония.
О последнем разговоре со своим единственным сыном, о том, что показала КТ, о странной справке, выданной после похорон, о звонках его пациентов, а также об ипотеке, которую предстоит выплачивать, родители доктора, Рагида Нуриева и Раиль Саматов, рассказали «МК».
«Медицина — это мое»
В медицину Наиль Саматов пошел по стопам мамы.
— Я закончила сначала экономический факультет университета в Уфе, а потом меня привлекла медицина, я пошла в медицинское училище. И всю жизнь проработала медсестрой, — рассказывает мама Наиля, Рагида. — И сыну посоветовала после 9-го класса поступить в Саткинский медицинский колледж. Он сначала учился без особого энтузиазма, но через полгода у него проснулся интерес, загорелись глаза, как-то приехал, сказал: «Мама, какой интересный открывается мир, медицина — это мое». С тех пор знания поглощал как губка, ему все было интересно.
По рассказам друзей, Наиль на равных разговаривал с врачами. На практике его неизменно выделяли среди всех студентов.
— У сына была легкая рука. Когда он летом работал на практике в районной больнице, все больные отмечали, насколько он безболезненно ставит уколы и в вену попадает с первого раза, — говорит папа Наиля, Раиль. — Еще и словом лечил, разговаривал с пациентами, все им объяснял, всячески подбадривал. Я шел по деревне и слышал: «Какой у тебя сын внимательный медик. Правильный путь в жизни выбрал».
Закончив медицинский колледж, Наиль решил поступать в Башкирский медицинский университет.
— Конкурс был огромный. Сын набрал хорошую сумму баллов — 210. Сначала был в списках на бюджетном отделении. И буквально в последнюю ночь его перекинули на коммерческое, платное отделение, — рассказывает Рагида. — Одна его знакомая девушка, например, со 199 баллами осталась на бюджете. У нас не было никаких знакомых в вузе, никакой поддержки. И нам пришлось за учебу сына платить по полной программе.
Родители Наиля развелись, когда ему было 6 лет. Его воспитанием занималась в основном мама.
— Мы с матерью Наиля не жили вместе, но о сыне я никогда не забывал, он у меня единственный, — говорит Раиль. — Раньше я работал вахтенным методом на Севере, теперь тружусь администратором в санатории. Мы скидывались с бывшей женой, отдавали последние деньги, чтобы сын получил высшее образование. Приходилось оплачивать парню и скромную съемную квартиру в Уфе, потому что общежитие ему не полагалось.
Вкладывались в Наиля родители не зря. В университете после первой же практики стали говорить, что Саматов — доктор от Бога. И даже заметили, что парню надо было идти в педиатрию, настолько он был деликатный, мягкий, общительный. Ко всем пациентам мог найти подход, а особенно ему удавалось ладить с детьми.
— После окончания университета Наиль работал в медицинском центре, давал консультации по страховой медицине, — рассказывает Раиль. — Эту работу порекомендовала сыну его невеста, Дина, с которой он встречался 8 лет. Девушка на год раньше Наиля закончила авиационный технический университет и работала в аэропорту.
Но сын этой работой тяготился. Да и зарплата там была маленькая. Договорились было, что его возьмут в госпиталь МВД, но Наиль уже списался с ребятами из своего выпуска, которые раньше отправились работать, и решил рвануть за ними.
В октябре Наиль и Дина решили пожениться. И парень решил поехать, подзаработать денег на свадьбу. 27 января, в свой день рождения, он написал заявление о приеме на работу. Позвонил маме, сказал: «Я сделал себе вот такой подарок!».
— Мы ему еле собрали денег на билет. По месту прибытия сыну обещали хорошую работу и зарплату, а также предоставить квартиру, — рассказывает Рагида. — Но на деле он сам платил за жилье по 12 тысяч рублей. А так как не имел еще стажа, получал в месяц около 32 тысяч рублей. Вот и вся обещанная хорошая зарплата.
Поехал вдохновленным, говорил, что это будет колоссальный опыт. Потом признался, что нагрузка очень большая. Он был участковым терапевтом. До четырех работал в поликлинике, а потом шел по вызовам. Рабочий день у него был до 18.00. Но вызовов было настолько много, что реально он работал до восьми часов вечера, а иногда приходил домой и позже.
— Звонил сыну, спрашивал: «Ну, как работа?» Слышал: «Работы очень много», — дополняет рассказ Раиль. — Наиль все время был на дежурствах, на выездах. Как самый молодой, он пахал за троих. Сколько раз набирал ему на сотовый, отвечал незнакомый голос, объяснял, что доктор сейчас общается с пациентом. А его телефон остался в машине, в неотложке. Думаю, что большая нагрузка и накопившаяся усталость могли подорвать иммунитет сына.
«Прости меня, не плачь»
Родители, встревоженные сообщениями о вспышках коронавируса, интересовались у Наиля эпидемической обстановкой в его городке. Он говорил, что в центральной районной больнице оборудовали специальный бокс, но он пока пустует.
— Потом сын мне позвонил, рассказал, что сам в приемном покое местной ЦРБ принимал первых пациентов с подозрением на коронавирус. Тут же направил их на обследование, — рассказывает Раиль. — У меня прямо в сердце тогда закололо. Я предложил сыну: «Может, ты уедешь?» Он сказал: «Ну, как я сейчас уеду? Я только начал работать. Все подумают, что я струсил. Я же врач. Давал клятву Гиппократа. Должен спасать людей».
В тот сложный период повидаться с Наилем приехала его невеста Дина.
— Она гостила у сына неделю. Как-то в телефонном разговоре он признался, что хочет доработать до отпуска, а потом вернуться в Уфу.
12 апреля Наиль проводил Дину. Его невеста вернулась в Уфу. А через два дня у доктора поднялась температура.
— Я с сыном все время была на связи. Каждое утро он меня приветствовал, а в конце дня желал спокойной ночи, и каждый раз добавлял: «Береги себя!» — рассказывает мама Наиля. — 14 апреля он сообщил, что его госпитализировали в местную больницу. И добавил: «Нет сил».
Это было так не похоже на моего сильного духом, выносливого сына… Видимо, эта болезнь действительно настолько коварна. Почти сразу температура с 39 у него подскочила до 42. Врачи всеми силами пытались ее сбить, кололи сыну антибиотики. Но ничто не помогало.
22 апреля ему сделали КТ, он позвонил, сказал, что у него полностью поражено левое легкое и что на следующий день его подключают к ИВЛ. Мне кажется, я до сих пор слышу его слова: «Мамочка, мы больше не сможем с тобой разговаривать». А потом сын добавил: «Если я умру, все твои проблемы сразу уйдут. Прости меня, и прошу, только не плачь». Я начала Наиля успокаивать, говорить: «Мой дорогой, о каких проблемах ты говоришь? Ты — моя радость».
Это был последний разговор матери с сыном.
27 апреля, когда состояние доктора Наиля Саматова ухудшилось, его перевезли в другую больницу.
— Я ни до кого там не могла дозвониться, чтобы узнать о состоянии Наиля. Один раз доктор взял трубку, я услышала: «Таких, как ваш сын, здесь уйма. Нам некогда разговаривать». И отключился.
Я работаю главной медсестрой в санатории. Пришлось подключить известных людей, которые у нас отдыхали. Я узнала, что сыну сделали трахеостомию, произвели надрез в нижней части шеи, рассекли переднюю стенку трахеи, вставили дыхательную трубку. Я просила по-человечески, умоляла врача, с которым удалось связаться, чтобы рядом с сыном положил его сотовый телефон, каждый день отправляла Наилю СМС, писала: «Сынок, вставай!», «Проснись, мой дорогой», «Не умирай!». Думала, что сыну будут их читать. Он тогда еще был в сознании. Но, как выяснилось, телефона рядом с ним не было…
Врачи каждый день проводили консилиум. Применяли разные алгоритмы лечения. Но спасти коллегу не смогли. У Наиля развился септический шок. Он впал в кому.
— За день до смерти мне позвонили, сказали, что сыну стало лучше. Он стал активнее реагировать на свет, двигать ногами. Я наконец-то в ту ночь поспала. Думала, что Наиль выкарабкается. А утром, 6 мая, узнала, что моего сына больше нет. У него наступила полиорганная недостаточность, отказали все органы. В два ночи у него остановилось сердце.
«Коронавирус — не инфицирован»
Изначально родители Наиля хотели сами забрать тело сына. Но им сказали, что никто их в город не пустит.
— Нам позвонили и сказали, что поедет микроавтобус, что тело сына будет сопровождать врач или фельдшер. Что будет два водителя. Нам передадут какие-то грамоты сына, благодарственные письма, его вещи. А вы, мол, готовьте могилу, — рассказывает Раиль. — В результате приехала ржавая, прогнившая «Газель». Даже у нас таких старых машин нет, а тут такая развалюха приехала. За рулем — пожилой мигрант-таджик. Видимо, никто больше не согласился везти тело умершего человека с коронавирусом.
Мы ждали машину 8 мая, все приготовили. Но выяснилось, что «Газель» по дороге сломалась. Потом водитель еще дважды останавливался, чтобы ее отремонтировать. Приехал только 9 мая. Не было ни сменного водителя, ни сопровождающего. До нас — более полутора тысяч километров. Видимо, решили, что это слишком далеко и хлопотно.
Придать земле Наиля Саматова родственники решили в его родной деревне Ахуново, где покоятся все его бабушки и дедушки, как родные, так и двоюродные. По требованию Роспотребнадзора, Равиль съездил в райцентр, привез оттуда защитные костюмы. Приготовил, как просили, воду.
— Стояла жара, приехали представители Роспотребнадзора, приготовили раствор. Машина с телом сына приехала только ближе к 16 часам. Мы облачились в «скафандры», выгрузили из «Газели» саркофаг — сундук с четырьмя ручками по бокам, который был, по мусульманской традиции, обшит зеленой тесьмой. Санитарные врачи сразу обработали раствором и саркофаг, и машину. Имам кинул в могилу горсть земли, начал читать джаназу. Он тоже был одет в «скафандр».
К самой могиле допустили только пять человек в защитных костюмах.
— Я была в одной маске, но все равно подошла, — говорит Рагида. — Сказала, пусть я заболею, пусть я умру, но я буду стоять рядом с сыном. Мне вообще не хотелось жить. Когда узнала о смерти Наиля, около меня день и ночь дежурили наши врачи. И сейчас я живу только на уколах и лекарствах.
Когда Наиля похоронили, все сняли защитные костюмы, представители Роспотребнадзора их тут же поместили в дезинфицирующий раствор, сказали, что отправят потом их на утилизацию.
К несчастной матери подошел водитель «Газели» и отдал ей документы. В справке о смерти было написано, что у Наиля Саматова была двухсторонняя пневмония. И указано: «коронавирус — не инфицирован».
— Я когда это прочитала, чуть не упала в обморок, меня еле успели подхватить, — говорит Рагида. — Мы хоронили сына с санитарными врачами, все наши родственники стояли вдалеке, не могли подойти к могиле. Я не увидела сына, не попрощалась с ним. И тут водитель, которому, по непонятно каким причинам, перепоручили функции сопровождающего, вручил мне бумагу, что никакого коронавируса у сына не было. Зачем это было сделано?
Рагида созвонилась с заведующей поликлиникой, в которой работал ее сын. Она сказала, что тест, взятый у Наиля Саматова по месту работы, показал положительный результат. У него лабораторным путем был подтвержден коронавирус.
— Один из больных, кого сын посещал на дому, потом умер от коронавируса, — говорит Рагида. — Я не понимаю, как можно было так оформить справку о смерти сына?
Родители Наиля до сих пор не могут поверить, что их сына, 28-летнего крепкого парня, который постоянно занимался спортом, подтягивался на турнике, поднимал гири, не пил, не курил, нет в живых.
— Я постоянно сижу на его кровати, мне кажется, что я слышу его голос, — говорит Рагида. — Мне не дает покоя мысль, что он чувствовал, когда лежал на аппарате искусственной вентиляции легких? Он же сам врач и понимал, что с ним происходит…
Чтобы у сына с семьей была своя квартира в Уфе, Рагида взяла ипотеку. Платила в месяц 20 тысяч рублей при зарплате в 25. Бывший муж, Раиль, тоже помогал как мог.
— Так хотели, чтобы Наиль с Диной были счастливы, так мечтали о внуках, — говорит Рагида. — Дом этот еще не достроен, а сына уже нет. За 15 лет нам надо отдать еще 1 700 000 рублей. Вот только где на это взять силы?
— Мы для сына это делали. Зачем нам эта новостройка теперь? — вопрошает Раиль. — Мне некоторые говорят, вам, мол, должны выплатить за Наиля миллион рублей компенсации. Я говорю, что сам бы ходил без штанов, выплатил бы этот миллион, чтобы только мой сын остался жив.
Родителям доктора Саматова звонят в Башкирию его пациенты.
— Говорят: «Такая утрата! Мы так привыкли к вашему сыну. Какой он был внимательный и знающий доктор». А ведь он только два с половиной месяца успел поработать у них на участке. И такую оставил память о себе. Бабушки сложились и со своих мизерных пенсий отправили мне 5 тысяч рублей.
Недавно Рагиде позвонила 98-летняя петербурженка Зинаида Корнева — ветеран Великой Отечественной войны, которая по примеру британского ветерана Тома Мура собирает деньги на помощь российским врачам и их семьям. И предложила помощь — 30 тысяч рублей. Сказала, что отправила деньги уже 60 адресатам.
Имя 28-летнего Наиля Саматова включили в «Список памяти», где указаны имена медиков, погибших во время пандемии COVID-19.
— Я думал, что наш сын — самый молодой в этом списке, — говорит его отец Раиль. — Но там есть и те, кому 26 лет. Как это страшно. Этот вирус косит и пожилых, и молодых. У всех были мечты, надежды… Наш Наиль тоже мечтал поступить в ординатуру в Казани, хотел дальше специализироваться на судебной медицине. Поехал, на свою беду, подзаработать. Теперь вернулся на родину. Уже навсегда.
Загрузка...
