— Я знал, что должен быть сейчас здесь. У меня есть медицинский опыт. В 14 лет я был волонтером в хосписе №1, учился в медицинском и проходил практику, служил в армии в военном госпитале, а потом снова был волонтером — в детском хосписе в Домодедово. Поэтому я не сомневался в своем решении.
Когда родителям сказал, то сразу понял выражение их лиц и гнетущую тишину между нами. Будто я опять в армию ухожу — неизвестно куда, неизвестно на сколько, рисковать жизнью. Конечно, им тяжело, они переживают. Но они приняли мой выбор. Друзья сказали, что я сумасшедший. А девушка моя обрадовалась, она знает, что для меня значит медицина. Хотя я знаю, что она тоже волнуется. Спасибо ей, что старается мне не показывать этого.
Моя утренняя смена начинается в восемь утра и занимает шесть часов. В больницу мы приезжаем заранее, в 7:30, потому что надо пройти шлюз. Лучше это делать спокойно. Ты полностью переодеваешься, никакой гражданской одежды на тебе не остается — только стерильная, медицинская.
На нас, санитарах-волонтерах, защита: медицинская форма, костюм химико-биологической защиты — белый, как на всех плакатах, респиратор, сверху — медицинская одноразовая маска, медицинские очки, шапочка, две пары перчаток. Первые надеваешь так, чтобы они были под костюмом, вторые — на нем. Все рукава и штанины проклеиваются скотчем, как и капюшон защитного костюма. Все герметично. Самое трудное — научиться в этом дышать. Это физически тяжело, непривычно.
После этого я отправляюсь в отделение, докладываю медсестре, что я прибыл. Дальше мне дают задание. Чаще всего — накормить пациентов. У нас лечится много пожилых людей, которые не могут за собой ухаживать. Наша задача — им помочь: накормить, переодеть, подмыть, перестелить постель, принести воды, уделить внимание.
Так как я мужчина, то часто занимаюсь транспортировкой больных. Диагностическое отделение находится на первом этаже, нужно иногда доставить туда пациента. Кого-то приходится везти в реанимацию, кого-то — из реанимации в палату. Морг тоже никто не отменял.
Не могу сказать, что после смены мне тяжело физически. Я привык к этой работе. Но я вижу ребят, которые в больнице в первый раз, они стали волонтерами из чистого порыва. Они огромные молодцы! Но многие из них не представляли, что их ждет. И оказались не готовы. В моральном плане они адаптируются, а физически им, конечно, тяжело. Даже просто в костюме находиться шесть часов — уже нелегко.
Для меня оказалась трудной самоизоляция. С точки зрения общественности нельзя контактировать с работником красной зоны. Я могу общаться с близкими только виртуально, и это уже много, когда хочется тепла. Мне сложно без тактильного контакта, без этой поддержки. Пытался сравнить это все со службой в армии, но я там никогда не был один. Там были парни, мы с ними хотя бы за руку здоровались, были вместе. Сейчас все иначе. Мы друг друга не боимся, но чувствуем хрупкость ситуации. Понимаем, что мы на фронте, тут лучше ничего лишнего не делать.
У меня вызывают уважение люди, с которыми мы вместе работаем. Как держатся волонтеры, кто прежде не был знаком с больницей. Они стараются скорее перестроиться на волну медицины, многому научиться.
Например, мы две смены отработали с одним молодым человеком — он пришел из СПИД-центра, где трудился год. Меня поражает, что он постоянно задает мне вопросы. Для меня ответы уже очевидны, а он искренне пытается разобраться: как правильно перестилать простыню, менять памперсы и так далее. Он везде старается ходить со мной. Сегодня мы спускались в реанимацию. Он пошел со мной, хотя я видел — ему трудно. Для меня это уже нормально — видеть людей в трубках. Но я понимаю, что впервые с этим сталкиваться непросто.
Я могу сказать, что многим из нас страшно. Не потому, что каждый из нас может заразиться, а потому, что люди рядом болеют. В инфекционном отделении нет счастливых. Вообще со счастьем сложно в любой больнице. Пациентам трудно — надо просто это принять, а если ты не принимаешь, тебе становится страшно и беспросветно. Пусть мы стационар, а не реанимация, но нашим пациентам бывает плохо. Это, наверное, гнетет.
У меня был замечательный учитель по хирургии, который меня взял ассистировать ему на операции. Он тогда сказал: «Запомни, на столе нет людей». Если начнешь переживать, сочувствовать, испытывать эмоции, ты увеличишь шанс ошибиться в разы. Все эмоции остаются в шлюзе вместе с гражданской жизнью. Здесь мы медики. Мы должны сопереживать, но не вбирать в себя чужую боль.
Больным плохо. Температура, кашель, недомогание — это все выглядит, как грипп. При этом у многих в голове мысль, что они могут не поправиться. Люди напуганы. Они почему-то приходят умирать. А врачи, медсестры, санитары каждый бьется над тем, чтобы они выжили, выздоровели.
«Пациент с тобой разговаривает, а легких у него уже нет». Врач из Филатовской — о больных коронавирусом и сменах без перерыва
Я пытаюсь поддержать пациентов. Когда приходишь к пациенту, надо сразу задать вопрос, как его зовут. Человек сразу почувствует заботу. Даже если он не может говорить или плохо слышит, в глазах он прочтет, что вы хотите помочь.
Хотя есть разные люди. Иногда я замечаю, что пациенты нас боятся — замирают и не шевелятся, как бы им ни смотрели в глаза. Конечно, я понимаю, что играет роль наш внешний вид. Люди лежат в обычной больнице, одеты в свою одежду, а между ними ходят какие-то люди в белых герметичных костюмах, как из фильмов ужасов.
В детстве кто-то боялся белых халатов, а теперь все боятся нас — мы же как инопланетяне в защите.
Мы как можем стараемся это сгладить. Многие сотрудники разрисовывают костюмы — солнышко, цветочки. Один из наших ходит с огромной надписью «ЦСКА» на спине. Но опять же очень сложно передать эмоции, нет никакого тактильного контакта — мы в перчатках. Видно только глаза, и те плохо — маска запотевает иногда.
Что бы я сказал тем, кто хочет стать волонтерами в госпитале? Во-первых, я безмерно их уважаю. Бросить свою жизнь в условиях пандемии и пойти воевать с вирусом — это круто.
Во-вторых, прошу их взвесить свое решение. Принять тот факт, что будет тяжело не только морально, но и физически. Если у вас нет опыта работы хоть в какой-то медицине или ухода за тяжелобольным родственником — будет сложно. Хотя бы почитайте книги о том, как работают врачи, как-нибудь наберитесь этого опыта. Поймите, что вы увидите не самые приятные картины. И примите тот факт, что люди умирают. Это нормально.
Сегодня мы работали с волонтером, который прошел войну. Мы вчера с бабушкой очень милой познакомились, хорошо с ней пообщались, а сегодня она умерла — мы ее паковали. После смены разговаривали и понимали, что мы оба уже видели смерть. Но будь на нашем месте ребята, для которых эта смерть была бы первой… Пообщаться с человеком, а утром упаковать его тело в пакет — это ломает. К этому тоже надо быть готовым.
Поэтому я хочу сказать ребятам: думайте, решайте. Если все-таки решитесь, то уже не бойтесь. Оставьте страх и все эмоции позади.
После смены я иду домой. В больнице я весь день был в маске, очках, перчатках. А на улице вижу людей, которые гуляют всей семьей. Кто-то сидит на лавочке, во дворе играют в футбол дети. Мне странно видеть людей, которые не боятся заразиться, когда вирус рядом. У этой беспечности могут быть тяжелые последствия.
Но я не хочу никого осуждать — большой процент людей после самоизоляции выйдет с посттравматическим синдромом.
Мы все находимся в травмирующих обстоятельствах, и лучше сочувствовать друг другу, чем обвинять.
Завтра мне снова на смену. Моя работа закончится либо по собственному желанию, либо по особому распоряжению. Я останусь в госпитале, пока это не начнет вредить моей жизни и большим планам. Это значит, что до конца августа — дальше я буду учиться, потому что хочу быть врачом.
Но я надеюсь, что эпидемия закончится раньше.
Загрузка...
